Оливер облегченно выдохнул, услышав, что ничего плохого не случилось. И в некотором недоумении и смущении оглядел собственное жилье. И правда, мрачновато... Раньше юноша совсем не любил темноту, да и тишину, кстати, тоже. В его доме всегда было шумно, солнечно и очень тепло. А сейчас ему, наверное, просто хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы ничто не напоминало о тех счастливых днях.
Поймав шляпу Майкла, Оливер, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-либо, просто наблюдал за действиями своего гостя. Распахнул окно, пододвинул стулья и стол, высыпал кофеты... Так, словно они давно уже были хорошими друзьями. Стало свежее. И светлее. Даже немного радостнее, что ли. Улыбка Майкла грела сердце и вдруг на мгновенье показалось, что он вернулся туда, назад, когда все, кого он любил, были еще живы.
Когда гость закончил с приятными изменениями, Оливер снова заулыбался. А в голове промелькнула спешная мысль: неужели кто-то заботится о нем? Он уже настолько свыкся с мыслью о том, что живет один, и, вероятно, всю жизнь так проживет, что уже и забыл, как это приятно, когда кому-то важно, чтобы тебе было хорошо.
Юноша потянулся за чайником (благо, тот еще был горячим), однако рука его застыла на полпути, когда он услышал вопрос Майкла. Раньше никто не решался спросить у него нечто подобное, все благоразумно полагали, что не стоит ворошить его прошлого, да и не может быть приятным воспоминание о том, как он остался калекой. Оливер медленно поставил чайник на стол и сел, поставив трость рядом со стулом. Опустил глаза. С одной стороны, совсем не хотелось вспоминать, с другой же очень хотелось поделиться с кем-то своими страданиями. Ведь он так и не смог никому рассказать о том, что пережил. Никого не осталось. Никого, кто был ему дорог. Сглотнув, юноша натянул на лицо слабую улыбку и, посмотрев на Майкла, негромко заговорил:
- Я ведь побывал на войне. Там такое часто случается - нервно пожал плечами - Это было вовсе не сражение. Просто в лагерь пробрался вражеский разведчик и я его заметил. Решил, что сам справлюсь - Оливер вздохнул - Не справился, как видишь. Хорошо, что жив еще остался - товарищи подоспели. Я же, дурак, голыми руками на него - покачал головой он, вспоминая собственную глупость - В итоге - два перелома. А наш отряд оказался в окружении. Врачей не было. То есть, были какие-то совсем молодые, только учились. Ну, с одним переломом они, с Божьей помощью, справились, а вот со вторым... - юноша ненадолго замолчал - Со вторым напортачили. Кость неправильно срослась и я больше не мог нормально ходить. Так что меня признали неспособным больше воевать и отправили домой, к... - и вот тут-то он запнулся и мысль оборвалась.
Оливер так увлекся рассказом, что чуть не выболтал самого главного. Того, из-за чего ему и было так тяжело говорить о своей травме.
Он не любил заставлять людей грустить. Ему, напротив, нравилось, когда люди улыбались. Сейчас, правда, ситуация была несколько другой. Хотелось вылить сейчас все, что приходилось столько времени держать в себе. Однако Оливер отчего-то не мог себе этого позволить.
Он вдруг почувствовал себя виноватым за то, что начал говорить о таких печальных вещах, пусть собеседник и сам попросил его рассказать.
- Прости - вдруг вырвалось у него. За что, спросите вы, он просил прощения? Да он и сам этого не знал. Наверное, за одну мысль о том, что из-за его грустной истории, возможно, будет печалиться и Майкл.
А ведь Оливеру так нравилась его улыбка.